Юлия Беляева

Мне кажется, многим взрослым людям сложно принять и понять, что ребёнок – такой же человек с такой же болью. Да, в бытовом плане нас интересуют немного разные вещи: ребёнок может совершенно искренне восхищать и радоваться облачку в форме слоника, но совершенно не расстроится из-за потери кошелька с бумажками и карточками. Взрослый, наоборот, пройдёт мимо, не заметив облако, и ужасно расстроится, потеряв кошелёк. Это не плохо и не хорошо. Просто мы разные в этом. У нас разные ценности на бытовом уровне. Но я уверена, что на эмоциональном уровне дети чувствуют всё также, как и взрослые, – глобально прекрасное и глобально ужасное, что происходит в семье или в их стране.

Или ситуация – поход классом. Это максимально некомфортная обстановка для восприятия спектакля. Школьники начинают разговаривать, пытаться вместе понять, что происходит на сцене. Или отвлекаются: рядом Маша сидит, которая мне нравится, или Петя, который мой враг. Ребёнок или подросток в этот момент пытается социально устроить свою жизнь в этом сложнейшем обществе, а не понять спектакль. Поэтому важен правильный отбор. Важно показывать классам именно те спектакли, которые специально выстроены под такого зрителя, в которых со зрителем говорят более откровенно.

Во-первых, нужно полюбить театр самому – это важно. Во-вторых, не должно быть насилия – ни в театре, ни к театру. Некоторые авторы почему-то думают, что в спектакле для детей они могут позволить себе поучать, диктовать моральную истину, говорить, что вот это – чёрное, а это – белое. Мораль в любом искусстве – дичайшее унижение своего зрителя. Как будто в разговоре я не даю оппоненту высказаться, не даю своему зрителю сформировать собственное мнение на этот счёт. Я как будто разжёвываю еду и пихаю ему в клюв. С едой это может прокатить, если вы птенчик. Но с искусством и жизнью всё иначе. Как же ребёнок получит опыт, если сам его не проживёт, не проанализирует, не придёт к каким-то выводам?

Важно подготовить человека к тому, что он идёт в театр, настроить его на определённую волну, почитать произведение, по которому поставлен спектакль. И поговорить после спектакля. Например, если это постановка сказки «Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон», спросить ребёнка, на чьей стороне был он, что чувствовал цыплёнок, когда его не пускали к другу, что чувствовал лисёнок. Здорово, если ещё в театре случится живой разговор, в котором нет эмоционально окрашенных оценочных суждений, но есть анализ собственных чувств.

Детей и подростков волнуют те же самые темы, что и любого человека, независимо от возраста. Если, конечно, речь про человека, про любовь, ненависть, предательство, насилие. Но почему-то считается, что, если спектакль для детей, то вопросики должны быть попроще, темки полегче. Это по-настоящему болезненно – когда мы принижаем способность детей чувствовать и понимать нас, взрослых.

В спектакле может быть история про цыплёнка и лисёнка, которые вопреки желанию своих семей подружились и смогли сохранить свою дружбу, доказать родственникам её состоятельность. Маленькие существа противостояли своим семьям – это же сюжет «Ромео и Джульетты». И прекрасная история на так называемую взрослую тему. Или «Пеппи Длинныйчулок» – невероятная, вдохновляющая история о девочке, которая победила силача Адольфа. Если мы посмотрим годы написания произведения, то поймём, что это вообще не детская темка, не маленький вопросик. Это огромная боль и сила. Просто язык другой.

Или спектакль «Пиноккино» – там раскрывается сложная тема потери, пути, инициации. Коллоди написал эту сказку так, что у него получилась, по сути, библейская история. Это библия, пересказанная на языке ребёнка. Деревянный человечек идёт искать себе душу, хочет стать настоящим – это же путь любого духовного развития, духовного поиска самого себя. Это про встречу со скорбью, про столкновение с потерями, искушениями, соблазнами, чтобы в конце концов прийти к себе новому. Чем не взрослая история? Да, она рассказана языком сказки, но не является от этого менее значимой.