Руслан Кудашов

Ритм. Дети очень хорошо чувствуют ритмические провалы. Вернее, не имеют приличествующего «взрослым» терпения их пережидать. Они начинают выражать своё недовольство перешёптыванием, ёрзанием на скрипучих театральных креслах, увлечением гаджетами и т.д. Ещё игра. Если нет в спектакле игры, в которую с удовольствием играют актёры, вряд ли это будет интересно и детям. А игра должна быть настоящей. Так, чтобы больно было от чьего-то поражения и очень радостно от чьей-то победы. Для этого должны быть просты и понятны правила игры.

Наверное, нужно самому любить или пылать страстью к тому, что ты делаешь. Это ничем невозможно заменить. Если есть любовь, то она передаётся необъяснимо. Это энергия, которая привлекает и оседает в душе. И если в спектакле содержится сгусток этой энергии, то она будет распространять вокруг себя волны, вовлекая и создателей спектакля и зрителя. Тогда становится ясно, что театр – это не что-то такое особенное, к чему имеют отношение только избранные. Это место, где может проявляться что-то знакомое, идущее из глубины, но связывающее тебя со всем миром.

Хотелось бы думать, что зритель идёт в театр за потрясением, что он готовит себя ко встрече с чем-то таким, что может коснуться его души. Что он готовит себя ко встрече с «произведением искусства». Но это не так в большинстве случаев. А уж про «детский театр» и говорить не приходится. Зачастую дети не совсем понимают, куда их вообще привели. Ну, может быть, догадываются, что их начнут развлекать, потешать. Так вот, несмотря на это, «произведение искусства» должно оставаться «произведением искусства». Почему? Наверное, потому, что и «детский» спектакль должен строиться, основываясь на глубинных законах подлинного творчества. Иначе мы будем обречены постоянно обманывать зрителя, заигрывать с ним, имитируя процесс познания, ещё более усугубляя и без того запутанную ситуацию с ясностью видения.

Сегодня, как и всегда, важно говорить о том, что такое человек. О том, что это понятие не само собой разумеющееся. О том, что можно жить-жить, но так и не стать человеком. О том, что человек не может без свободы, но и без ответственности, он так же не может быть. О том, что, если хочешь оставаться живым, тебе придётся постоянно задавать себе этот гамлетовский вопрос: «быть или не быть?». О том, что есть выбор, и это сложно. О том, что есть что-то прекрасное. О том, что несмотря на всю сложность, жизнь – «весёлая игра». О том, что есть добро и зло, и нужно учиться отличать одно от другого, и это не так просто, как кажется на первый взгляд. О том, что мы проявляем себя в поступках, и очень часто ошибаемся. О том, что нужно уметь прощать. О том, что сострадание – высшее благо. О том, что только любовь может дать тебе возможность хоть что-то понять. Короче, всё то же, о чём мы говорим и со взрослыми, но немножко на другом языке.

Когда делаешь спектакль для «взрослых», идёшь на риск остаться непонятым. Но это важное условие, иначе не продвинуться к чему-то новому. И ты предлагаешь зрителю рискнуть вместе с тобой. А ребёнка ты всё же должен оберегать, защищать, даже если говоришь с ним о смерти. Тут важно помнить о своём «внутреннем ребёнке», почувствовать то, что тебе было бы интересно в этом возрасте, какой спектакль ты бы сам хотел увидеть. То есть это какое-то письмо самому себе. Письмо в прошлое, в детство, которое, может быть, никогда не заканчивается.